Но было поздно. Старший сержант был в студеной воде бурной горной реки. Наташа освещала с берега реку, а пограничник крупными саженками, преодолевая стремительное течение, плыл на тот берег, к лодке.

Солдат, стоя на прибрежном валуне, внимательно следил за своим командиром, готовый немедленно броситься в речку, и тихо приговаривал:

— Не пойму… Не знаю, что это его приспичило за Кравчука Ивана жизнью рисковать. Ведь бандитский пособник этот Кравчук…

— Ордена за это мало… — прервала его Наташа.

Старый Стах, загубивший в Америке свою молодость, а может, и всю свою душу, сколачивая центы на ферму, по-своему понял девушку:

— А сколько сейчас за орден платят?

Ему не ответили.

Врач и солдат стояли молча на берегу, пока не переплыл реку человек, ставший сейчас им обоим особенно близким и дорогим.

— А печку? — вспомнила Наташа.

Но старик уже растопил маленькую железную печку в избушке перевозчика.

— Как же вы оказались в лесу? — спросила Наташа солдата.

Связист рассказал, что они здесь выполняют задание командования и расположились как раз у того брода, куда ехала Наташа со стариком. Часовой услышал скрип повозки, и лейтенант, их начальник, приказал командиру отделения проверить, кто едет.

— Ну, а отделенный выбрал меня, как бывалого, — не преминул похвалиться словоохотливый ефрейтор.

Вернулся в лодке старший сержант. Сейчас в избушке при свете лампы Наташа могла рассмотреть его. Это был высокий, еще молодой человек с фигурой атлета. Мокрые русые волосы закрывали высокий лоб. От обветренного, румяного лица, голубых улыбающихся глаз веяло теплой, задушевностью. Видно, что человек испытывал чувство исполненного внутреннего долга.

Причесывая мокрые волосы, он улыбался молодо, хорошо, обнажив два блестящих зуба в нижней челюсти.

— Теперь ефрейтор перевезет вас и тропку к дому Кравчука покажет. Он ведь недавно хвалился, что знает этот дом.

— Назовите, пожалуйста, свою фамилию и адрес, почему-то смущенно проговорила девушка, — я напишу о вашем поступке в газету и сообщу командованию. Да и родители ребенка будут вам очень благодарны.

— В газету и командованию не надо, а вот Кравчуку скажите, что вам помог на реке пограничник Николай Лебедев. — И так же смущенно добавил: — А ваш адрес я по паспорту запомнил.

…В полдень следующего дня в небольшой хате Кравчука полуторагодовалый бутуз резвился в деревянной кроватке. Черными глазенками он уже бесстрашно смотрел на тетю в белом халате. Ему стало легче.

Счастливая мать хлопотала около кухни и давала распоряжения мужу:

— Сала побольше положи да меду принеси. В районе, небось, все это дорого.

Наташа, поняв, что речь идет о подарках для нее, не желая обидеть супругов, вежливо благодарила, но взять подарки наотрез отказалась.

Отец ребенка, уговаривая Наташу, хвалился:

— Нынче мы богатые. Нас не обидите. Ведь не последнее отдаем. Да и как же можно бесплатно? Вы ведь целые сутки потеряли с нашим Славиком.

— Это моя обязанность, — ответила врач, — и за это я от государства зарплату получаю. Но за то, что я к вам своевременно приехала и ребенок спасен, благодарите пограничника: он переплыл ночью реку и привел для меня лодку.

— Какого? — оживился Кравчук.

— Лебедева Николая!

— Это такой высокий, белявый, С серебряными зубами?

— Да.

— Мать, ты слышишь, кто помог доктору спасти нашего Славика? С сорок шестого года я ждал, когда придет ко мне пограничник Лебедев со своими начальниками, чтобы арестовать меня! Был грех, пани, извините, товарищ докторка, не по сознанию делал, не понимал тогда…

И в глазах Ивана Кравчука, сорокалетнего колхозника, навернулись слезы. Но вот он оправился от минутной слабости, в его голосе прозвучали торжественные нотки:

— Передайте, товарищ, самому главному начальнику на границе, что в артели «Шлях до коммунизму» есть колхозник Иван Кравчук. Он счастье из рук Советской власти получил. Он задержит любого чужака, что появится в этой округе. Он все силы положит, чтоб отплатить добром за добро.

М. Вербинский

Мыс Василия Петрова

Покачиваясь на стыках, поезд мчал на запад. Дни были тревожные. Гитлеровские войска напали на Польшу. Панское правительство бежало, польская армия распалась. В этих условиях наша страна протянула руку братской помощи трудящимся Западной Украины и Западной Белоруссии.

В поезде на охрану новых рубежей ехали пограничники. Прибыв, они заняли свои посты на западных кордонах…

Одной из застав был отведен участок границы по Бугу, вправо и влево от того места, где река, виляя, жмется к подножью холмов, образующих ее правый берег.

Здесь на этой заставе оказались вместе однокашники по школе сержантов Михаил Каретников, Федор Козлов и Василий Петров. Погодки 1918 года рождения, они попали в школу сержантов из разных мест, разными путями. Михаил Каретников перед тем окончил ФЗУ и работал слесарем на одном из заводов под Москвой; Федор Козлов, закончив семилетку, работал на полях колхоза имени Ленина, Кривцовского района, Курской области. За два года до призыва в армию стад токарем вагоноремонтного депо Василий Петров, родом из Малоярославца.

— Вот тут-то нам будет настоящая боевая закалка! — осмотревшись, сказал Василий Петров товарищам, прибыв на пограничную заставу у Буга.

Весельчак по натуре, Василий Петров быстро завоевал уважение своих сослуживцев, любовь товарищей. Где Петров — там обязательно интересный разговор, смех, веселье. То Петров чтение вслух интересной книги затеет, то какую-либо спортивную игру устроит. Он и статью газетную растолкует, и клумбу во дворе разобьет, о своем депо расскажет. А то вдруг поведет острым с хитринкой глазом.

— Что приуныли, хлопцы? Споем?

— Споем! — дружно соглашались те.

— «Широка страна моя, родная», — заводил тенорком Петров, и песня, как птица, взлетала в вышину, плавно неслась над рекой.

На границе беспрерывно ходят дозоры, внимательно смотрят часовые. Гляди, товарищ, в оба! Гитлеровцы, хозяйничавшие за Бугом, обнаглели, с каждым днем активизируя засылку в нашу страну агентов разведки. На какие только хитрости не шли лазутчики!

Однажды Михаил Каретников, назначенный старшиною заставы, и Василий Петров — командир расчета станкового пулемета, утвержденный заместителем политрука, поздним осенним вечером вышли на границу проверить службу нарядов.

— Чего они там потеряли? — заметил Петров вспышку фонарика в лесочке на том берегу. — Постой…

Через несколько минут снова вспыхнул и погас огонек.

— Обождем, — решил Василий.

— А как же! — согласился Каретников. — Здесь «ему» удобный брод — раку по колено…

Залегли в кустах метрах в двадцати от Буга. Тихо кругом. Только слышно, как ветерок играет побуревшими листьями. Прошло так минут пять, десять. Василий насторожился. Может, почудилось? Нет.

— Слышишь? — шепнул он товарищу.

— Слышу, — тихо ответил Каретников.

Всплески воды стали явственнее.

Василий выдвинулся вперед, раздвинул ветви. Так и есть! Бродом идут люди — человек десять. Донеслось приглушенное покашливание и грубый предостерегающий голос. «Нагло идут!» — разозлился Петров и обернулся к подползшему Каретникову:

— Приготовься.

— Многовато их… — промолвил Каретников.

— Ну и что ж? Не пропускать же их. Давай, гранаты к бою и пошли! Главное — внезапно.

— Ну, если внезапно, то пошли, — согласился Каретников. Он и тогда был таким же невозмутимым и рассудительным.

Петров пополз к берегу левее переправившейся группы нарушителей границы. Каретников заполз справа.

Люди вылезли из воды на берег, осмотрелись и пошли. Не успели они сделать и десяти шагов, как позади ночную тишь расколол грозный окрик: